— Каков твой выбор? — … Солар безразлично глядит на меня тускло мерцающими глазами. У неё впереди целая вечность, а то и не одна — торопить меня с ответом солнечному ангелу незачем. Но определяться всё же надо. «Ха… Проще сказать, чем сделать», — нервно покусываю губу. Над ответом я размышляла не год и не два — с того момента, как узнала о своём наследстве — однако решиться так и не сумела. Мне нет нужды оборачиваться, чтобы взглянуть на спутников — я вполне могу предугадать их мысли. Имоэн, дорогая сестрёнка, хочет, чтобы я осталась человеком — скверна в нашей крови всегда пугала её. Викония считает смертную часть сущности небольшой платой за божественную силу. Минск, пожалуй, согласится с любым выбором — его абсолютная вера в мою непогрешимость меня же порой здорово пугает. Хаер’Далис… вот уж, наверное, единственный, кто никогда не пытается навязывать мне своё мнение — ему вполне хватает хаоса, идущего за мной по пятам. «Да что бы вы все понимали…» — думаю я со смесью нежности и раздражения. Нехорошо, конечно, обманывать ожидания, но неужели кто-то всерьёз рассчитывает, что, делая этот выбор, я буду опираться на чужое мнение? Слегка скосив взгляд, я смотрю на последнего своего спутника. Вот он, пожалуй, поймёт. Единственный из всех. Трудно вообразить путь более извилистый, чем тот, которым прошёл он — от беспризорного ребёнка до почти всемогущего полубога и потом — до бесплотного призрака; от главного действующего лица моих ночных кошмаров до близкого друга. В общем-то, он и Имоэн действительно стали моей семьёй. Что никоим образом не освобождает меня от необходимости дать свой ответ. Которого у меня нет. «Истина состоит в том, что здесь нет правильного решения. Каждый выбор заключается в отказе от какой-то части себя. Истина в том, что скверна — это я. В том, что Слэер — не менее правдивый мой облик, чем молчаливая полуэльфийка, к которой вы все привыкли. Какую часть себя я должна убить, чтобы позволить жить другой? От каких снов отказаться? Правильного выбора нет. Я пожалею о любом». Пару минут я вдумчиво разглядываю печально известный Трон Баала. Потом всё же решаю обернуться. Мои спутники, мои друзья, моя семья. Возможно, об этом выборе я пожалею немного меньше. — Я отказываюсь от своей божественной сущности, Солар. И моя душа разрывается.
Это... неожиданный вопрос А то. Я вообще неожиданный. Никто не принимает всерьёз соплю-мага, а я раз - и Остановку Времени. И метеорами сверху. Внезапно. “И тут внезапно ты!” как говорит Саревок.
Все до тебя спрашивали о сохранении личности. Это потому что они были серьёзные. Как Саревок. К власти десятилетиями шли, ночей не спали, о силе своей думали. А во мне она сама завелась. И выросла. И теперь я не знаю что с ней такой делать, а ты мне предлагаешь...
Другую силу. Ну да. Мандат... смерть и убийства. Я умею убивать, и даже умирать немного тоже, но быть этим - я не смогу. Только не оставшись самим внезапным собой. Вы же по папе моему будете ностальгировать, я вам такое устрою! из лучших побуждений. А я не хочу... устраивать. Я хочу чтобы боли от смерти и убийств стало меньше, я хочу не делать ошибок. Ты меня сможешь так изменить, чтобы я не делал ошибок, а?
Ты умрёшь и переродишься. Можешь значит? Тогда отлично! Тогда давай.
Ты умрёшь и переродишься. Ну так богу смерти оно как бы и положено, нет? Давай, тогда. Сейчас. Пока я не переду...
— Ты мог бы использовать Кузницу в собственных целях, — обратился к Ревану Кандерус. — Уничтожать такой ценный инструмент — неоправданное благородство. — Один раз я уже пробовал, — отрезал Реван. — Но зато!.. Зато у меня есть трофей. Вы такого-то и не видали. — Да чтоб я сдох, — выдохнул Биндо, — если это не самое лучшее вино в нашей далёкой-предалекой Галактике! — Малак любил выпить, — пояснил бывший владыка ситхов. — Я его от этой пагубной привычки отучил — железная челюсть-то, чай, ржавеет, — но запасы остались. За победу! — Наложницы хозяина, возможно, тоже захотят присоединиться, — заметил НК-47. — «Наложницы» пошли по магазинам, — вздохнул Карт. — Только мы приземлились, их и след простыл. — Бабы, — фыркнул Кандерус. — Наливай-ка! Они выпили за победу, потом за «Чёрного ястреба», за Светлую сторону силы и за Тёмную, за «баб», за верных дроидов, за ракатанцев, за вуки, по традиции — за здоровье, за ситхов и за джедаев, а после снова за вуки — попросту говоря, пили за что угодно, лишь бы не пустели стаканы.
— Налей ещё, — не совсем уверенно попросил Реван Заалбара. Вуки пророкотал в ответ что-то невразумительное: в состоянии сильного подпития лорд ситхов уже не мог понимать чужие языки. Но было понятно: Заалбар считает, что Ревану на сегодня хватит. — Ты меня уважаешь? Я ж говорил — никто из вас... никто меня не перепьёт! Заалбар зарычал, и это значило: «Мы ещё посмотрим».
Когда T3-M4 выкатился на мостик и увидел, как спят вповалку мандалорианец, вуки, пилот, бывший владыка ситхов, мудрый Биндо и проржавевший дроид, ему оставалось лишь восторженно пробибикать в знак своего превосходства. Некоторые бутылки, к тому же, были еще целёхоньки.
— Ты похожа на мандалорку, — говорит он неожиданно. Она отрывается от починки меча и поднимает брови. Для мандалорца это редкий комплимент. Он усмехается и поясняет: — Ты слишком хороший воин… — Для аруэти, ты хочешь сказать? — поддевает она. — Хм. Не думаю, что бескар’гам мне пойдёт. — Ха! Ты знаешь мандо’а? — Немного, — она не помнит, странно, действительно не помнит, откуда, но беспечно пожимает плечами. — Во время войны полезно знать язык врага. — Это дальновидно, — соглашается он. Она хмыкает. Мандалорцы любят практичность. Но он вдруг добавляет: — Это одно из шести деяний. Если ты знаешь мандо’а, то уже можешь считать себя мандалоркой на одну шестую. Она молча смотрит на него. Странный разговор, неподходящее время, чтобы вербовать сторонников. Или… она пытается вспомнить, что ей известно о мандалорских традициях ухаживания. Ну, если сейчас он предложит ей вместе поохотиться, это будет что-то значить, ха! — Хотя джедаи тоже бывают хорошими воинами, — признаёт он задумчиво и несколько неохотно. — Во всяком случае, такие, как Реван. Помню как-то раз… Она недовольно фыркает и возвращается к работе. Реван то, Реван сё… сколько можно восхищаться каким-то мёртвым ситхом? Начало разговора ей больше понравилось. — Ди’кут, — произносит она слишком тихо, чтобы он мог услышать.
Так странно смотреть на мёртвое тело рыжей охотницы. Они хорошо проводили время, играя в салки. Ханхарр её догнал. Охотница проиграла. —Ты должна была убить меня. Когда была возможность. — Вуки укоризненно посмотрел на труп женщины и присел рядом. Жаль. Ему действительно было с ней весело. Не подходящее для охотницы место. Совсем не подходящее. Мёртвая планета недостойна стать кладбищем для мандалорки. Но тащить на себе труп, когда землю трясёт в лихорадке, и вот-вот всё обрушится, глупо. Ханхарр погладил рыжие волосы Миры, стараясь запомнить запах и приставил ко лбу охотницы нож. Он оставит труп, но унесёт память в более подходящее место.
По меркам людей, Изгнанница была красива. И своей красотой она пользовалась осознанно и с удовольствием. Вероятно, женщина считала, что её мимолётные развлечения никому не мешают, а то и вовсе неизвестны. Не технику! Он регулирует камеры: уже на второй раз нужно было отключить напрочь! Он помогает Т3-М4 справляться с мелкими неполадками в памяти!
И сегодня пришла его очередь. — Бао-Дур, я не уделяю тебе внимания. Мы так и не стали друзьями за это время. — Нет, генерал, стали, — улыбнулся забрак, отодвигаясь. — Я не могу считать мужчину своим другом пока не пересплю с ним. — Я не могу считать шлюху командиром.
Проблема в том, что к нему совершенно невозможно подступиться. Нет, всё хорошо до тех пор, пока Бао-Дур говорит, Изгнанница ему отвечает. Да, на тебя смотрят, разговор идёт. Ещё лучше работает схема «Изгнанница приказывает - Бао-Дур исполняет». Идеально - без вопросов, без упрёка. Но! Стоит заговорить Изгнаннице, у Бао-Дура начинается ремонтная почесотка. Ты и предложения не успеваешь закончить, а всё внимание забрака уже отобрано у тебя воон тем подозрительным проводком. "Генералы не разговаривают". Да, генералы знают. Но что делать Изгнаннице? Как быть, когда столь давно вынашиваемые слова ты рискуешь договаривать уже в рогатый затылок? Когда часто, очень часто тебя разрывает между желанием треснуть по рогатому же непрошибаемому лбу и желанием без лишних слов накинуться с целью зацеловать? Тогда, в конце-концов, к тебе приходит отчаяние. Тогда даже внезапно вырвавшаяся фраза: — Я не могу считать мужчину своим другом, пока не пересплю с ним! — тебя лично в ужас уже не приводит. И всё же... …удар сердца… Стоит, смотрит. …второй... Согласен? Затылок-проводочки? Что!? …третий… Вздыхает, качает головой: - Простите, генерал. Это я починить не смогу.
Нет, я решительно её не понимаю. Ну смысл? Вот скажи мне, какой смысл? Логика? Где она?! Почему ты так поступаешь? Выставляешь меня идиоткой? Хуже – психопаткой! Где ты такое видела, скажи мне? Или ты считаешь нормальным сначала спасать старичка, давать ему кредиты, а потом убивать алкоголиков? Или у тебя на этом пунктик? Нет, вот Дуэльную Арену я понять могу. Деньги всем нужны. И бластер у Старкиллера прекрасен. Но во имя Силы и всего Совета, чем тебе не угодил иторианец? Ксенофобка, да? Стыдно! Что ты в конце игры делать будешь? Всё равно придётся выбирать. Не думала? Вот и подумай. С выключенной игрой.
Стерпеть Лорд Ситх могла многое. Странное пробуждение, республиканцев принимающие её за какую-то другую женщину, предательство своего ученика, которого кстати следует убить как можно быстрее, но вот выслушивать заунылое объяснение на тему «Ты должна помочь Республике!», было выше сил падшего джедая. Монолог в коем рассказывалось о значимости Бастилы зашёл на второй круг, и зевота Тёмной Владыки сменилась раздражением. Она главный герой! Ну хорошо, злодей. Какая разница — она главная, а этот небритый пилот разглагольствует о какой-то там Бастиле. — Да пошёл ты со своей Бастилой! — не выдержав, Реван отбросила Онаси к стене и поджарила его Молнией Силы. В комнате наступила прекрасная тишина.
Найти Бастилу. Сбежать с Тариса. Таков был план, по словам Карта. Сорес хотел возразить, напомнить, что он, знаете ли, контрабандист, которого дернули во флот, не особо интересуясь его мнением. И если службу он еще мог стерпеть – как будто был выбор! – то вот разгуливать по ситхскому городу в поисках джедая он точно не подписывался. Но Карт говорил. Нет, вещал. Так уверенно, с таким патриотизмом, что Сорес счел за благо промолчать. И... решить проблему иначе. – Ты куда это собрался? – и спал Карт на удивление чутко. – Слушай, это не дело – вдвоем у нас гораздо больше шансов, и если собрался на вылазку... Благо, в офицерскую голову не могла закрасться мысль о банальном побеге. Сорес закрыл глаза ладонью и вымученно улыбнулся – надо же, приятель, разгадал! – быстро подошел к одевающемуся Карту и так же быстро вогнал ему в спину вибронож. Добавил второй удар – в сердце. Убийства контрабандист, совсем недавно оказавшийся в республиканском флоте, не любил. Наверное. Потому что – где контрабанда, а где убийства, близко, но не одно и то же. Но... Но он в толк не мог взять, что же это в нем, простом преступнике, отозвалось на чужую смерть с такой страстью.
— И как они в этом ходят? — бормотал Мефазм, пытаясь сообразить, каким образом передвигаться в человеческой одежде так, как положено уважающему себя демону — вертикально и гордо. — Ногами, — Нишка едва сдерживала смех. — Впрочем, мы можем поменяться, если ты хочешь. Лично я буду не против. Мефазм осмотрел кольчугу тифлинга, поморгал немного, снова осмотрел и пробормотал: — Знаешь, я лучше попробую совладать с тем, что мне выпало волей судьбы. Нет, ну почему люди всегда уверены в том, что планарные существа должны носить одежду? — А ты думаешь, мне было легко проковыривать дырку под хвост в этой кольчуге? Она, между прочим, стальная!
— Что тут происходит? — ошалело пробормотал Касавир, разглядывая Мефазма. — Я знаю, что ты там! — вопил тот, пытаясь оторвать дверцу шкафа и игнорируя вопросы со стороны. Паладин поморгал, отказываясь что-либо понимать, уселся на табурет, решив понаблюдать за бесплатным представлением. Мефазм дверцу оторвал и теперь копался в содержимом шкафа. По комнате поплыл нежный хрустальный перезвон. — Ты проиграл, — невесть откуда взявшийся Сэнд скрестил руки на груди. — Да чтоб ты сдох! — вежливо пожелал ему Мефазм. — А что тут было? — Касавир растерянно смотрел на волшебника. — Играли в прятки. На душу нашего командира. — А… — Не волнуйся, я выиграл.
— Что, Сэнд? Согласно этикету магов, мантия должна приподниматься не выше трёх сантиметров от пола, вырез обнажать только ключицы, а посох должен быть идеально прямым? Да что на тебя такое нашло? Я никогда не появлялась в приличном обществе в таком виде, чтобы ты сейчас читал мне морали, — девушка обиженно отвернулась. — Извини, — без малейшего раскаяния повинился эльф. — Просто решил из дружеских побуждений предупредить тебя… А то мало ли что… — Что, например? — Например, выйдешь на улицу в таком же виде, в каком позавчера наутро после пьянки из таверны выскочил Сэнд, — хохотнул Бишоп. — Сэнд? Не на…
— Итак, как себя должно вести перед лицами демонического происхождения? — менторским тоном вещал Сэнд, настроившийся на долгую и продолжительную лекцию. — Вести себя с ними должно следующим образом… Я старательно делала вид, что мне безумно интересно, чтобы не обидеть волшебника и из чувства глубокого уважения к боевому товарищу даже глаза держала открытыми. Остальная партия, преисполненная чувства товарищества, деликатно похрапывала поодаль. — …всё ясно? — Абсолютно всё, — подтвердила я, уловив, что Сэнд закончил наслаждаться звуком собственного голоса. — Тогда идём. Стоп. Куда? Зачем? Аааа, что ж я не слушала мага, он же мне говорил… Как что говорил? Сказано же — не слушала.
Сенд, размышления о том, что иногда неплохо быть менее невозмутимым, более развязным, проскальзывают мысли о Бишопе, как примере или ком-то большем. Джен, юмор или романс, не ангст, можно небольшой рейтинг.
Иногда, наедине с Дунканом, Сэнд позволял себе стать немного более человечным, насколько это слово могло быть применимо к эльфу: шутил, смеялся неуклюжим шуткам друга, даже мог позволить себе напиться. Разумеется, только до слегка расслабленного состояния. — Как думаете, зачем он сюда приходит? — порой судачили посетители, поглядывая на замершего у стойки волшебника, всем видом не одобрявшего данную таверну. Дункан ловил эти разговоры краем уха, пьяно ухмылялся привычной усмешкой. И не мог дождаться момента, когда можно будет оставить Сэма приглядывать за залом и подняться к себе в комнату, где у окна уже будет красоваться худощавая фигура в длинной, выцветшей от времени, мантии. URL комментария
Наверное, иногда неплохо побыть кем-то другим… Нет, не так, я же не меняюсь. Просто отпускаю на волю что-то, что иногда требует выхода. Дункан крутит у виска пальцем и утверждает, что закрыться с бутылкой в лавке и напиться — не значит расслабиться и стать более открытым. — Ну посмотри… Ммм… На паладина… Я и посмотрел. Интересно, как созерцание Касавира должно мне помочь стать более открытым и дружелюбным? Да уж, загадка века. — Сэнд? Я могу вам чем-то помочь? — он тут же отреагировал. Так… Дружелюбным… — Помогите перетащить кое-что в лавке? — Рад помочь. Отлично, ящику к тридцатому мы с ним точно подружимся.
— Ты несколько… ммм… суховат, — Дункан пытался подобрать слова. — Тебе нужно быть более живым. — Поясни, — заинтересовался Сэнд. — Ну, как Бишоп, например… — ДА НИКОГДА В ЖИЗНИ! — от возмущённого выкрика волшебника помянутая личность явно чем-то подавилась. — Быть, как Бишоп! Этого мне не хватало… — ворчал Сэнд, шатаясь до дому. — Да я удавлюсь скорее, чем буду таким… Развязным, наглым, самодовольным и… — Чертовски привлекательным? — подсказали неподалёку. — Наверное, — согласился маг, не удивляясь подсказкам. — Надо будет к нему присмотреться поближе. Может, поучиться у него… быть живым… — Обалдеть, — пробормотал следопыт, провожая взглядом пьяного мага.
Решение начать новую жизнь Сэнда посещало в моменты, когда дела в лавке не ладились. Маг просматривал книгу прихода и расходов, впадал в депрессию и решал, что нужно что-то менять, например, свой характер. — Я должен быть более дружелюбен к людям, более расположен к ним и приветлив… Как… Ммм… Эльф решил для себя, что попробует взять за основу поведение первого, кто зайдёт в таверну. — Как? — подсказал Дункан, с интересом глядя на открывающуюся дверь. — Бишоп! Нет, не хочу! Ни за что! — Я на нём жениться должен? — поинтересовался следопыт. — Не обращай внимания, это просто маговская депрессия, — отмахнулся Дункан.
— Я тебя никогда не забуду… — Касавир, ты бредишь, очнись, — встревоженно зовёт она, касаясь прохладными пальцами лба паладина. — Очнись, всё хорошо, ты спасён, ты уже не в Лускане. — Я тебя никогда не увижу… — Касавир? — она тихо плачет, слёзы капают на обнажённое плечо, обжигают кожу. — Что с тобой? Посмотри — мы в Невервинтере. Мы снова победили. Мы у друзей, теперь всё будет хорошо. Второй голос — кажется, это Сэнд, их старый друг Сэнд, волшебник с невыносимым характером и верным сердцем — звучит мягкой и печальной музыкой: — Мне жаль, дитя… Он тебя действительно не увидит. Наш доблестный паладин слеп. URL комментария
— Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду, — передразнила раздражённым тоном девушка, всаживая кинжал в столешницу, прямо в центр листовки, оповещавшей о том, что скоро состоится казнь преступника, действовавшего против Лускана. — Ненавижу этих чёртовых пафосных тупых самовлюблённых паладинов Тира! Особенно одного! Ну вот как можно было оказаться таким безмятежным идиотом, Касавир? Сдаться лусканцам, как будто бы нет больше вариантов пострадать… Ну да, я умерла. Но это не повод попадаться в руки невесть кому только оттого, что жизнь закончена!
Рукоять кинжала мелко подрагивала, корабль медленно покачивался на волнах, поскрипывая бортами. До Лускана оставалось всего два дня пути…
— И качну-утся бессмы-ысленной вы-ы-ысью-ю… Онемевшие пальца не желали перебирать струны, поэтому мелодия, которую она когда-то так любила, выходила меркнувшим хаосом… Чем-то вроде того, что сейчас творилось у неё на сердце. — Пара фр-ааз, долете-евши-их отту-у-уда-а… Голос дрожал и в них явственно слышались слёзы. — Я тебя-я никогда-а не уви-и-ижу-у… Девушка сидела на самом краю уступа, свесив ноги в пустоту. Пронизывающий ветер пытался сорвать с опустившихся плеч зелёный плащ, но она обращала на хлопавшую по спине ткань не больше внимания, чем на оранжевый рассвет за долиной где-то внизу. Чуть поодаль стоял временным лагерем остальной отряд. Нишка зябко куталась в плащ, пытаясь придвинуться как можно ближе к костру, хотя и так уже сидела, чуть ли не опустив ноги в трепещущие языки пламени. Она пугливо косилась на лучшую подругу, в глубине души опасаясь, что та сейчас положит лютню и соскользнёт с обрыва. Амонн Джерро хмурым взглядом смотрел на девичью фигурку на фоне ярких лучей солнца, но ничего не говорил. Только хмурился и качал головой. Он-то понимал их лидера, как никто другой. Сэнд тоже предпочитал ничего не говорить. Маг монотонно перебирал свитки в сумке, уже в который раз раскладывая их в алфавитном порядке. И только один человек не выдержал этого гнетущего молчания. — Да возьми ты себя в руки! — Бишоп подлетел к лидеру и дёрнул её за плечи, заставляя встать на ноги. Он больно сжал ей локти и хотел накричать, но не смог выдавить и звука. — Я тебя-я никогда-а не забу-у-уду-у… — дрожащим шёпотом пропела девушка.
— Знаешь, если бы я был тобой, я бы не торчал столько времени у зеркала, — произнёс голос за спиной Сефи. Она надула губы. Мутная зеркальная поверхность отразила фигуру Ганна, появившуюся в дверном проёме. — Конечно, любоваться своим отражением имеют право только такие совершенные создания, как ты, — выпалила Сефи обиженно. — Ну конечно, ты же воплощённая девичья грёза, Ганн, а я — всего лишь маленькая дьяволица. И как только твой невероятный ум ещё не истощился, пока ты придумывал всё новые и новые издевательства? Опять пришёл спросить, использую ли я хвост, чтобы карабкаться по деревьям? Забадываю ли врагов рожками? Потому ли я такая всклокоченная, что рога мешают мне расчёсываться по утрам? Ну давай. Спрашивай. В последнее время Ганн без конца донимал её своими шуточками, и теперь Сефи выплеснула всё своё негодование. — Да у тебя и без моей помощи отлично получается, — заметил Ганн. — Думаешь, ты, такой прекрасный, чем-то отличаешься от прочих? Меня всё детство дразнили. Да если бы ты знал, сколько раз я вообще хотела спилить эти рожки, ты... я... Ганн приложил палец к её губам, обрывая готовую превратиться в череду всхлипов речь. — Эй. Знаешь, я столько лет бродил по чужим снам и столько всего видел... Но если и есть на свете что-то, что не даёт мне самому спать по ночам, так это твоя несчастная маковка.
— Я обязательно вернусь, — пообещала она, глядя в глаза магу, сама с трудом веря в то, что говорит. — Не вернёшься, — усмехнулся тогда Тармас. — Даже не надейся. — Вот увидишь… «Не увидит», — поняла она, когда Дэйгун, старательно глядя сквозь дочь, протянул деревянный амулет, обточенную монетку на кожаном шнурке, казалось, ещё хранившую тепло тела Тармаса, никогда не снимавшего свой счастливый талисман. — Он просил передать… Она кивнула, двинулась прочь, строгая, неулыбчивая. А ночью долго рыдала, вспоминая прощальный взгляд мага. — Нет, ты будешь жив для меня. Будешь. Всегда. Над Крепостью-на-Перекрёстке занималась робкая заря. В камине догорал деревянный амулет…
Касавир, Свет Небесный, Радость, фемГГ (клир, паладин, Избранник Неба или что-то такое) и Бишоп; фемГГ/Касавир, Трудности бытия атеиста в охваченной религиозным ренесансом КнП, попытки ГГ спасти заблудшую Бишоповскую душу.
— А что это с Бишопом сегодня? — удивился Касавир, стоя у окна и поглядывая вниз. — Что там? — тут же заинтересовалась клирик. Бишоп, судя по всему, держался руками за голову и бегал кругами по двору. Неподалёку стояла Свет Небес и с интересом наблюдала. — Это я попросила её прочесть Бишопу небольшую лекцию о вреде пренебрежения к богам. — И её тоже? — ужаснулся Касавир. — А что, ты уже успел? — Вроде как да. Он выслушал… Хотя, куда он денется из захвата, — последние слова паладин бормотал тихо. — Значит, свою миссию по спасению его заблудшей души на сегодня я выполнила.
Касавир/fem!ГГ, Бишоп, Вменяемая девушка влюбляется в хорошего парня, а не в морального урода с подкрашенными глазами) Даже если тот симпатичный и делает намеки.
Она выбрала не меня… Поверить не могу, какое-то скопление занудства, облачённое в броню и ходящее на двух ногах оказалось для неё милее меня. Никогда не пойму этих женщин. Что я сделал не так? Эй, детка, ну оторвись от этого святого недоразумения, посмотри в мою сторону. Нет, мир несправедлив. Хотя, чего я жду от этой семейки? Дядя — шантажист, вымогатель и подлая лисица. Отец — хмурая неразговорчивая личность с явно тёмным прошлым. И дочка-племянница им не уступает. Ну, ничего, детка, я всё равно возьму своё, рано или поздно. Девушки любят пафосные жесты, не так ли? — Эй, откройте ворота, я желаю покинуть Крепость.
— Тармас… Маг обернулся, подслеповато щурясь, заморгал, всматриваясь в гостью: — Дочка Дэйгуна, ты ведь дочка Дэйгуна Фарлонга, правда? Я не ошибся? — Нет-нет. — Не дочка? — Нет, не ошиблись. Отец велел отнести вам это тёплое одеяло, ваше совсем никуда не годится. Маг смущённо заулыбался. — Совсем сдал старик, — вздохнул Дэйгун, выслушав дочь. — А ведь когда пришёл сюда… О, помню, каким он сюда пришёл. Красивее его не было парня во всей округе. Маг Тармас, такой молодой, такой наивный, такой… — А почему он остался здесь? Эльф развёл руками: — Кто их знает, магов, они вечно себе на уме.