Алистер, Морриган. Алистер к своему стыду считает внешность Морриган очень привлекательной и тщетно пытается это скрыть. А Морриган считает, что это отличный повод для подначиваний и издевок
- Стыдно, Алистер, - укоризненно шипит сам себе юноша, ловя себя на долгом, мечтательном разглядывании Морриган, - фу, не смотри туда. Но взгляд вновь невольно возвращается к ведьме. К ее горделивой осанке, изящной фигуре. К ее... лицу. - Ты дырку на мне вожделеющим взглядом прожжешь, - с неуловимым удовольствием в голосе сообщает Морриган. Алистер мгновенно вспыхивает алым цветом и, через силу улыбаясь, отзывается: - Разве что самую маленькую.
Шепард/ЛИ. AU: Шепард прощается с ЛИ перед финальным рывком к лучу Цитадели, "Нормандия" начинает отлетать, и тут Шепард погибает на глазах у спасающегося ЛИ. А+
События третьей части. Шепард находит "Мако". Все в ужасе, кроме Кортеза и Веги, которые не понимают (до поры, до времени) почему никто не хочет садиться в вездеход, когда за рулем Шепард.
— Пьяный что ли? Может психоз? — недоумевал Вега, глядя на Капитана, восторженно машущего руками и выписывающего круги вокруг транспортера. — Эй, Эстебан, что происходит? Неужели Катализатор — это военный вездеход? — в ответ Кортез лишь брезгливо прищурил глаз. Погруженная в собственные мысли, в трюм вошла Уильямс, выронив из рук чашку кофе: — Твою же ма… Шепард, у нас перегруз! Джокер, скажи ему! — О, да ладно вам! — с издёвкой донеслось из рубки, — Это же наш старый приятель, он тоже заслужил место на корабле! — А мне казалось, ситуация уже не может быть хуже… — приложив пальцы ко лбу, разочарованно вздохнул Вакариан. Где-то неподалёку послышались звуки цифрового ужаса и отключающихся систем Легиона: коллективная память перегрузила его процессы информацией о скорости, массе и, как производное — силе удара вездехода, ширине его шасси и давлении на квадратный сантиметр синтетического тела. — Кто-нибудь объяснит, в чём проблема? Ведь это просто, чёрт побери, военный вездеход! — прикрикнул Вега собравшейся вокруг команде. — Нас скидывали с орбиты, мы перепрыгивали через горные хребты, врезались в молотильщиков, мы давили шагающие танки! ШАГАЮЩИЕ ТАНКИ, ДЖЕЙМС! — прокричала Тали в ухо морпеха так, что стекло её скафандра заметно завибрировало. — Проблема в том, что Шепард никогда не ездит на нём один! — Нам нужно как можно быстрее закончить «Горн»… — невозмутимо произнесла Т’Сони и удалилась в свою каюту.
Вездеход неуклюже дернулся вперед и едва не вписался в подвешенный на ремонт «Кадьяк». — Ей скоро надоест, — пробормотал Вега. Лиара закрыла руками лицо и покачала головой. Гаррус положил руку лейтенанту на плечо. — Ты просто не ездил с ней раньше в «Мако», ей никогда не надоедает. — Вы не катались с ней в такси, — всхлипнула Лиара, не отрывая руки от лица. Гаррус хохотнул. — О духи, как я рад, что уступил тогда место Мордину. Не поверишь, Вега, док был с явной зеленцой и почти сутки после задания молчал. Бах! Раздался скрежет металла и ругань Кортеза. — Ради всего святого, коммандер, прекратите добавлять мне работы! — Прости, Стив! Здесь плохой обзор, — раздался глухой, но очень воодушевленный голос из динамиков. — Пожалуй, зря мы предложили Лоле забрать «лишний» «Мако» с собой, — пробормотал Вега.
— Мир не может лишиться Шепард, — повторяет Призрак и отворачивается, стараясь не показать своих истинных эмоций.
Он внимательно следит, как проводятся весь комплекс операций по возврату Шепард в мир живых. Призрак уверен в профессионализме своей команды, особенно в Миранде Лоусон, но ему важно проконтролировать все самому. Он не может допустить, чтобы смелая, решительная, красивая и умная женщина по имени Джейн Шепард, так сильно отличающая от его мимолетных увлечений, погибла.
Призрак знает о ней все — вкусы, манеры, привычки, друзья и знакомые, пусть ни разу не встречался с ней лично.
— Я для нее никто, — произносит Призрак, глядя на фотографию Джейн, сделанную во время посвящения той в СПЕКТРы. — И она с неприязнью относится к Церберу. Но я обязан ее спасти, пусть она никогда не узнает моих реальных мотивов. Пусть Шепард думает, что ее воскрешение совершено только ради спасения человечества.
Гаррус нащупал позади себя ящик и тяжело на него осел. Ногой никак не получалось устойчиво опереться, "Богомол" норовил ускользнуть, в желудке крутило и резало так, будто его грызли изнутри маленькие вёрткие варрены. Наконец, он снял шлем и осторожно поднял на неё взгляд.
Два года назад он провёл сколько-то недель в эмоциональном параличе, отказываясь впускать в своё сознание факт её смерти. Потом маниакально изучал все рапорты о случившемся, хватаясь за каждую мелочь, за каждую запятую, которая могла бы вывернуть истину наизнанку и сделать Шепард живой. Чуть позже встретил выжившего Джокера и выплеснул на того столько ненависти, что её хватило бы, чтобы заправить турианский крейсер. Потом устыдился, конечно.
А сейчас она стояла перед ним, дышала воздухом вместе с ним, а в глазах её узнавание сменилось радостью и облегчением. Сейчас она сделает пару шагов вперёд... Гаррус отвёл взгляд.
Год назад он убрал с панели быстрого доступа своего инструментрона её фотографию, им самим же когда-то и сделанную. Поначалу он открывал это фото часто, очень часто; портрет Шепард пробуждал приятные воспоминания и помогал оставаться на плаву. Постепенно приятного становилось всё меньше, а глухой тоски — всё больше. Запретив себе смотреть на фото, он старался жить дальше.
А сейчас она стояла перед ним, а он не решался поднять глаза, как не решался вновь открывать ту фотографию (хотя безумно скучал!), потому что даже на на статичное изображение Шепард его разум, сердце и тело реагировали одной толькой мукой и тоской, а теперь, когда она была такая живая, и он так хотел быть рад, и так должен был быть счастлив, он не чувствовал ничего, кроме той тоски, помноженной стократ, да дополненной буреподобным гулом в ушах. Заложило ноздри, похолодели руки, пересохло во рту. Как в той байке про земную псину, у него просто напросто выработался устойчивый условный рефлекс.
Прошедшей ночью он видел её в глупом, полубредовом сне, от которого хотелось лишь скорее проснуться. Его подсознание искажало память о ней, разрушая детали, подменяя чувства.
А сейчас она стояла прямо перед ним, едва дыша, не шевелясь. Гаррус поднял голову и уставился на неё взглядом побитой собаки.
"Только ничего не говори", — мысленно просил он. Одно слово, один вздох, казалось, заставят его рухнуть, рассыпаться, как пепел сгоревшей бумаги, чудом хранящий форму листа.
"Только ничего не говори", — немо просила она. — "Я тоже не выдержу".
Вначале он напился до потери памяти. Потом понял, что не верит. И плевал он на похороны и некрологи, плевал на Джокера, Кайдена, всех этих кретинов, что пытались влить ему эту чушь в уши. Шепард мертва. Да черта с два. Его Шепард не может умереть так просто. И никакой космос ей не помеха. И каждым выстрелом — крик на всю Вселенную, заявление. Шепард, я здесь. Я знаю, ты услышишь. Ты поймешь. Ты найдешь меня. Ему говорят, что он безумен, и он обрывает все контакты. И выстрел за выстрелом. Не мертва. Немертванемертванемертва. Шепард, ты же не могла умереть, правда? Два года. Просто задохнуться. Это же так невесело. Предательство в спину. Шепард? Выстрел за выстрелом. Кричать на всю галактику почти нет больше сил.
Но выстрелы внизу, и к нему на балкон выходят трое. Последний крик-выстрел, и он оборачивается, чтобы увидеть отражение собственной усмешки в зеленых глазах. Я слышу тебя. — Шепард. — Вакариан.
Заид едва успел втянуть голову, очередной выстрел цыкнул по колонне. — Шепард, беру мелюзгу на себя! Гребаный кроган уже на лестнице! Сверху раздался топот и визг резака. — Прикрывай! Она в три прыжка взлетела по ступеням. Визор захватил цель, биотика заструилась по телу, прыжок…
Раздался грохот. В комнату вкатились кроган и двое помельче вперемешку с обломками двери. Гаррус вскинул винтовку, выбирая цель. Шевелился из них только один. Точнее одна. — Архангел? — раздался до боли знакомый голос. — Мы пришли, чтобы… Твою мать, нога застряла, откормились на своей Тучанке, динозавры хреновы! Он с неверием смотрел, как перед ним на полу бултыхалась, матерясь, коммандер Шепард, погибший герой галактики. — Джейн? Она наконец освободила застрявшую конечность и, по дурацкой привычке, подняла визор, будто так будет лучше видно. — Гаррус? Он подхватил ее с пола и вцепился хваткой варрена до хруста брони. — Мне много раз снился этот момент, но я не думал, что ты вернешься в мою жизнь верхом на крогане.
— Выбирай, — говорит ей средоточие всего дерьма и страха галактики в облике ее личного ночного кошмара с огромными и такими одурительно невинными глазами. Шепард изломана и высосана, в волосах — кровь, по всему телу — кровь, переломаны ребра, несколько пальцев, в голове нестерпимый гул, а перед глазами то и дело все темнеет и расплывается. Шепард почти мертва, видит Жнец с лицом ребенка. Шепард давно мертва, видит женщина с давно разложившейся и изъеденной червями душой. Она смотрит на три пути, что перед ее глазами. Такие разные, но все дадут миру жизнь. Он бы пошел вперед, знает Шепард. Сделал бы то, что нужно, спас всех любой ценой. Когда-то она тоже была такой. Там, еще на первой Нормандии, в грузовом отсеке, где «Мако» и он, вечно чем-то занятый, бесконечно злой на несправедливость системы, такой фантастически живой. Да. Была. До Омеги, штурма. До секунд, что не успела. До мертвого тела и предсмертных хрипов собственного судорожно бьющегося искусственного сердца.
Катализатор замер. Пистолет с громким стуком падает перед его ногами. Он смотрит на сгорбленную спину Шепард, что медленными шагами идет прочь, садится на самом краю платформы и смотрит на Землю и красные вспышки Жнецов.
Шепард могла спасти мир. Но нет Шепард без Вакариана.
Арик Джорган/фемтрупер, Джонас Балкар/фемтрупер. У командира "Хэвока" вовсю протекает роман с Джонасом, переписка, сообщения на холо, свидания при каждом посещении Республиканского флота. В Джоргане все сильнее ревность и желание бить морды окружающим, не только Джонасу.
– Какой-то грязный пират, – с отвращением фыркнула леди Каллиг, устраивая рогатую голову на животе лорда Каллиг. Тот аккуратно подсунул подушку и непроизвольно погладил темно-красное плечо. – Нет, ты можешь себе представить? Песок из карманов еще не вытряхнул, а... – Ублюдок, – поддакнул он. – Про молнию вспомнила? – А то! Ну а ты что, нашел себе уже какую-нибудь юную джедайку и активно склоняешь? К Темной стороне, само собой. Лорд чуть приподнялся, чтобы взглянуть на лицо любовницы. Разумеется, стыда он на нем он не увидел. Это то, – не считая многого другого, – в чем они были похожи. А себя лорд Каллиг очень любил. – Ты знаешь, да? – скривился он и, подражая незабвенному Дарт Андру, добавил: – Маленькая змея. – Я все знаю, – довольно откликнулась Каллиг. «Как и ты», – осталось не озвученным, но понятным для обоих. Мало вопросов существует для тех, кто хранит знание. И, переглядываясь с взаимным интересом, два инквизитора могли предсказать будущее. Рано или поздно кто-то вспомнит, что привязанности непозволительны для ситхов, и тогда придется друг друга... душить? швыряться молниями? бить мечами? Кто-то другой бы ужаснулся перспективе. Два инквизитора, думая одинаково, рассмеялись. По крайней мере, Темный совет увидит восхитительное представление. Если переживет.
Нокс лишилась всего. Пяти лет жизни, своего куска власти, своего корабля, своей команды. Даже своего зрения. Оставшаяся в ней Сила подпитывалась Валкорианом, гостящим в ее разуме. Он часто смеялся над образами в ее памяти: занудный археолог, отвязный пират, чудовище с разумом лорда ситхов... Они все вызывали смех. Злорадный, тягучий смех Бессмертного Императора. — У тебя ничего не осталось, дитя. — Я найду то, что мне необходимо, — Нокс упрямо тащила Валкориана в свои мысли. Воспоминания о юной тогруте заставляли его краснеть и откашливаться.
— Тому, кто тебе дорог, дай свободу, — сказал Император степенно. — Свободу предать… Свободу уйти на край света. Тогда и узнаешь, чего стоит твоя любовь.
Асхана смолчала. Небо было серым, как живот ящерицы. Бесплодная земля — сухой, как надкрылья жука. В такой не посадишь дерево, подумала она; не выроешь и могилы.
— Сенья удивила меня, решив уйти. Хотела забрать детей… Сказала, я — плохой отец, — Вишейт улыбнулся. — Никто меня не бил так больно в спину. Никто, даже ты.
Во рту было солоно — от пепла.
— Я был расстроен, да. Но так ей горд!
— Не сомневаюсь, — ответила Асхана, пачкая колени в золе.
Под тихий, добродушный смех своего Императора она поцеловала Малавая в холодный лоб.
Отблески яркого манаанского солнца играли на водной глади и слепили глаза. Реван затемнил стекло визора и откинулся на спинку лёгкого плетёного кресла. В руках у него была чашка с мастерски приготовленным кафом — настоящей редкостью в здешних широтах — перед глазами расстилалась безбрежная поверхность океана, и блаженство можно было бы назвать полным, если бы не одно назойливое «но». — Ты должен понять. Иного выхода попросту не было! — Бастила, в волнении шагающая вокруг его кресла, то и дело закрывала великолепный вид. — Никто, кроме тебя, не мог сокрушить Малака. Никто, кроме тебя, не мог найти Звёздную Кузницу. Ты был нужен нам, Реван! Реван прикинул, сколько ещё осталось до обеда, и сладко потянулся. Для своего «почётного гостя» селкаты каждый день выдумывали что-нибудь новое, но неизменно вкусное. Удивительно, как один биологический вид может разбираться в кулинарных пристрастиях другого. — Даже моя Боевая медитация не дала бы Республике больше, чем твой тактический гений и твой опыт! Мы никак не могли без тебя обойтись. Но разве ты пошёл бы за нами добровольно? Звонкий голосок Бастилы начисто перебивал шум прибоя и портил созерцательное настроение. Возможно, стоило просить на Манаане не только убежища, но и охраны. Чтобы уж точно никто не отвлекал бывшего мастера-джедая и не менее бывшего лорда ситхов, когда тот изволит любоваться выпрыгивающими из океана рыбками. — Будь у нас иной выход, мы бы никогда так не поступили! — видя, что все усилия пропадают втуне, Бастила решилась на более интимный контакт — взять собеседника за руку. Реван вздохнул. Джедаи очень мудро поступили, прислав за ним именно Бастилу — всё-таки он был в определённом долгу перед ней и не позволил бы себе швырнуть спасшую его девицу в океан. Хотя размять руки после двухнедельного отпуска всё равно хотелось. Вот бы сюда заявился весь Совет в полном составе!.. Представив на секунду, какой изумительный кручёный бросок вышел бы в случае с магистром Вандаром, Реван мечтательно улыбнулся и вытащил свою руку из цепких пальчиков Бастилы, оставив ей взамен опустевшую чашку из-под кафа. Встав с кресла, он полной грудью вдохнул свежий морской воздух и неспешным прогулочным шагом двинулся вдоль набережной. Прекрасный солнечный день только начинался. — Реван, ты ведь остался на Светлой стороне, а значит, принадлежишь джедаям! Ты не можешь бросить наш Орден! — донеслось ему вслед. — Ты не можешь всю вечность отсиживаться на Манаане и уходить от разговора! Но он мог. И это было прекрасно.
Пока Изгнанник (Изгнанница) ищет Ревана, его подучившиеся компаньоны пытаются возродить орден джедаев - Бао-Дур, Мира, Аттон, Брианна (или Микал), Визас в роли учителей.
Каждому известно, что у возрожденного после темных времен ордена джедаев было пятеро мастеров и пять основных постулатов: «прошлое не предопределяет будущее», «страх перед неизведанным наш величайший враг», «всеобщее благо невозможно без жертвы», «служение догме не равносильно слепой вере» и «в любом поражении есть своя победа». Однако чем больше я изучаю сохранившиеся в архивах голокроны, тем больше убеждаюсь в существовании шестого, по неизвестной причине забытого хранителями нашей истории, постулата. Его слова, увы, утеряны безвозвратно, однако смысл проходит красной нитью через все учения основателей: «Сила объединяет нас. Каждое наше действие и каждое принятое решение расходятся эхом, навсегда изменяя галактику.»
Реван с уже промытым мозгом и "новой личностью" вспоминает фрагменты из прошлого, но ничего не понимает и не может связать все воедино. За присутствие в воспоминаниях Митры Сурик и еще не павшего на ТСС Малака - отдельный плюс.
– У каждого есть друзья, – Миссия болтает, норовя заглянуть в его карты. – Если он не полный кретин, конечно. А ты хороший, и друзья у тебя должны быть классные. Ты еще не вспомнил их? Реван пожимает плечами. Две фигуры во сне, ничего точного – его определенно слишком сильно приложило при падении на Тарис. – А эти джедайские выкрутасы? Ну, посидишь пару часов в своих медитациях и вспомнишь – не пробовал? Попытки вспомнить приносят боль – но не из-за чрезмерного усердия. Из-за чего?.. Может, из-за того, что что-то все-таки начало проясняться? Тьма окутывает одного – мужчину огромного роста, который некогда умел смеяться и не любил свое длинное имя. Разум кричит о предательстве. Пустота зияет раной во второй – женщине, которая всегда была чище и светлее их всех. Взрыв сотрясает ее, и в крике мешаются вопли тысяч. Он так и не отвечает на вопрос, и Миссия додумывает все самостоятельно. – Ну ладно, еще вспомнишь. Ты спас Заалбара от тех гаммореанских хряков, так что не волнуйся! Я твой новый друг, можешь быть уверен. Миссия весело подмигивает, прежде чем выложить последнюю карту, а Реван бессмысленно смотрит в стол и очень сильно надеется, что его другом Миссия никогда не будет. Ведь если верить снам, все его друзья заканчивали очень, очень плохо.
мРеван/Изгнанница. обе команды узнают, что их лидеры были и возможно до сих пор находятся в романтических отношениях. их реакция на это, желательно юмор