Алистер рыжий в лучах солнца, он смотрит куда-то вдаль, прищурив один глаз от слепящего света и вздрагивает, когда Хоук окликает его. - Слушаешь? - голос у Хоука тихий. Зов ему представляется особой разновидностью головной боли, и Хоук старается не усугублять. - Нет, - качает головой Алистер, но тут же хмыкает: - да. Не могу не слышать. Хоук обнимает его за плечи, притягивая к себе и шепчет: - Все будет, дружище. Все у нас с тобой будет. Алистер невесело улыбается в ответ. - Замок уже есть. Красивое место, Скайхолд.
Вынужденное заточение в пещере оказалось на удивление комфортным. Когда лил дождь, они сидели под сводами, рассказывали друг другу байки. Жевали полоски мяса, которое сами же и коптили, запивая слабеньким фермерским пивом. Если дождя не было, выбирались потренироваться на свежем воздухе и проверить расставленные на кроликов силки. Нагов они, не сговариваясь, выпускали на свободу.
Раз в несколько дней Хоук ходил к деревне, где он свёл знакомство с живущей на отшибе женщиной. Он покупал у нее хлеб, яйца, пару баклажек выпивки и хрустящую квашеную капусту — Алистер был до нее большой охотник, — узнавал новости. Потом возвращался в пещеру, гружёный снедью, где они готовили ужин и предавались сытому безделью.
Они много трепались о знакомых. Алистер вроде бы вовремя прикусил язык, когда разговор зашёл о любовнице Защитника, Изабеле, но Хоук как-то догадался, махнул рукой, не переживай, мол, это было до меня. А вот про отношения с Бетани Хоук не догадывался до тех пор, пока Алистер уже прямо не сказал, что тоже любит ее больше жизни. И вот тут реакция была куда бурнее: когда до Хоука дошли слова Алистера, он вскочил и заметался по пещере, сжимая кулаки, потом и вовсе выбежал прочь. Вернулся как ни в чем не бывало, с ворохом смородиновых и малиновых листьев для чая, и проронил мимоходом, что он, в общем-то, не против.
В общем, стояло позднее лето. Дни шли один за другим, одинаково теплые и размеренные. Им действительно было хорошо и комфортно вдвоём. И если бы не кошмары Алистера, они могли бы сказать, что счастливы.
Король Алистер грустный шел по коридорам дворца. Предстоящие официальные мероприятия не радовали, да и вообще радостного в ближайшее время не предвиделось, сплошные долг и обязанности.
– Молодой человек, подскажите, куда это меня занесло на сей раз, – внезапно услышал он за спиной и, повинуясь вросшей в самый спинной мозг привычке, резким прыжком развернулся, одновременно уходя в сторону. Тупой церемониальный меч уже был в руке, но даже им, Алистер был уверен, он сумеет доставить немало неприятностей нападающим. Но никто не нападал. За спиной стоял благообразный мужчина, смотрел доброжелательно, несмотря на меч, ждал ответа на свой вопрос. И от него исходили волны странного, одновременно знакомого и незнакомого запаха...
***
...никто не знал, откуда взялся этот маг и чем привлек короля. Регулярные – плановые и внеплановые проверки храмовников не выявили магию крови, а сам маг даже совершенно не возражал против проверок.
– Я так рад, что встретил вас, ваше величество, – время от времени говаривал он, – что готов на любые проверки, и сколь угодно частые. В моих краях редко встретишь просвещенного монарха, признающего искусство тиромантии. Я счастлив быть вашим придворным чародеем, мой король.
– Ага, – довольно отвечал король, отправляя в рот очередной шедевр нового придворного чародея. – А я готов терпеть недовольство церковников сколь угодно долго, пока ты делаешь такие восхитительные сыры для гадания, Аэрамас.
Адаар любого пола кунарийский агент. Все настолько секретно, что даже при союзе с кунари "в теме" только верхи. Ни Вало-Кас, ни сопартийцы, ни Бык не в теме. Деятельность (расшатывание церкви, осложнение жизни Тевинтеру и т.д.) Адаар(а) на выбор автора. Н-
Юг клокочет, раздираемый на части собственными пороками; даже пьяницы в таверне обсуждают раскол между Церковью и орденом храмовников. Когда у адаара спрашивают его мнение, он отвечает лишь тяжелым молчанием, потому что вопрос нелеп, как нелепы все прочие вопросы, которыми так изводятся бас; как нелепо их общество, в котором никто не знает своего места; и как вдвойне нелепа их религия, предлагающая потусторонние объяснения вполне земному несовершенству. Он оружие, адаар, а не хиссрад или таллис, разговоры – не его стезя. Его, вместе с проводником из местных, нанимают два безбородых гнома с хитрыми бегающими глазами и кошмарно безграмотным выговором; старший гном называет себя «кадаш». Товар, который везут гномы - всего два небольших, но тяжелых ящика, наглухо забитых досками - приходится погрузить на выносливых местных осликов, потому что повозки не в состоянии пройти узкими козлиными тропами. Животные страшно хрипят и бьют копытами, когда их навьючивают, пока проводник не успокаивает их, гладя по мордам и напевая. Ящики пахнут грозой и поют. Тюки, принадлежащие самому адаару, свисающие с обоих боков низкорослой лошадки, кажутся безобидными на фоне волшебного гномьего груза. Младший гном погибает первым: адаар сталкивает его в ущелье, что в изобилии рассекают полы пещер под Храмом Священного Праха. Проводник, теперь уже ненужный, оборачивается на долгий крик, звуки которого мечутся под сводом, как пойманные птицы, и метательный нож адаара пробивает его гортань. Дольше всех приходится возиться с «кадашем», который на удивление искусен и проворен в бою, но он обречен уже тем, что, как и прочие бас, лишен предназначения, а предназначение адаара – быть оружием. Адаар выбирает места для установки зарядов: громада Храма покоится на лабиринте пещер, под величественным зданием – одна пустота, как во всей религии бас. Содержимое поющих ящиков тоже идет в ход, и адаар поднимается наверх под треск и шипение длинных фитилей, и его сердце поет, как всегда, перед тем как проснется огонь. Через небольшой промежуток времени, едва достаточный для того чтобы закипела похлебка, юг превратится в обезглавленную курицу, что бегает по двору, хлопая крыльями и разбрызгивая кровь из обрубка шеи. Он толкает одну из дверей и видит перед собой огромное существо, чье тело изуродовано так, как уродует только магия, и распятую в воздухе старуху в одежде тамассран-басра. Что-то круглое, размером примерно с человеческую голову, подкатывается к ногам адаара, и существо удивленно оборачивается. Бесконечно долгое мгновение они просто смотрят друг на друга. Затем приходит огонь.
— Что, не разошлись еще? — Что вы, Инквизитор. Всё еще только началось. Лелиана как-то особенно неприятно улыбнулась. Кадаш подошел к окну и осторожно высунул голову наружу. Люди внизу загудели, как шершни. Увесистый булыжник влетел в окно, Кадаш тут же присел и закрыл голову руками. — Лелиана! — застонал он. — Ты же Верховная Жрица! Тебя они послушают! Лелиана подняла булыжник, который оказался завернут в лист плохой бумаги. На бумаге был нарисован очень грустный наг, и значилась подпись «Тедасский фонд защиты дикой природы». — Как мило! — сказала она. — Мило?! — взвыл Кадаш. — Сначала они приходили в Скайхолд и собирали пожертвования в защиту варгестов. Потом они закидали меня помидорами, за то что я отфарцевал себе новую броню из драконьей кости — вымирающий, дескать вид! Их бы к тому дракону, сами бы живо вымерли. Теперь они пытаются запретить мне жрать мясо! — Огурцы — тоже очень полезный и вкусный продукт. Кадаш попятился. — И ты тоже? Он новым взглядом окинул лелианин кабинет, где на всех креслах на бархатных подушечках сидели ручные наги. Бежать было некуда.
— Так о чем будет ваша новая пьеса, мастер Варрик? — продолжал настаивать мэтр Лоран, владелец самого популярного в Киркволле театра «Дикая куропатка». В чем-то Варрик его понимал: до начала сезона оставалось не так много времени, давно пора заказывать плакаты, декорации и костюмы, но суровая правда была в том, что кроме яркого названия у Варрика не было ровным счетом ничего. — Разве я хоть раз подводил вас, мэтр Лоран? — попытался ускользнуть от ответа Варрик, но безрезультатно: Лоран смотрел на него все так же выжидательно. — Мастер Варрик, хотя бы в общих словах? Она о любви? Или это драма? Варрик пригубил вина из кружки, затем заметил вошедшего в зал Младшего и помахал ему в знак приветствия. Впрочем, тоже безрезультатно: молодой Страж так торопился к сидящей в тени Маргаритке, что не замечал ничего вокруг. — В общих словах, значит? Хм... Сложно сказать.. Эта история несомненно о любви, чистой, может быть даже взаимной, но так и оставшейся безответной. Она — долийка-малефикар, он благородный юноша, сумевший вернуть себе утраченное наследство, но вынужденно принявший обет Стражей. Им суждено было судьбой пройти рука об руку через многое, но не быть вместе… — Они умрут? — жадно подался вперед Лоран. Варрик поморщился. Избитый сюжет о трагической гибели влюбленных всегда пользовался бешеной популярностью, а мэтр Лоран в первую очередь делец, и лишь потом — ценитель изящных искусств. — Не в моей истории, — сказал он, но, заметив разочарование на лице Лорана, добавил: — Не делайте поспешных выводов, мэтр! «Венок из феландариса» выжмет из зрителей столько слез, что вам придется вместе с билетами продавать носовые платки! Уж это я вам обещаю!
Эшли/м!Шепард. Простой русский инженер Анатолий Шепард признается в любви Эшли Уильямс стихами Пушкина. Та не понимает не слова, но приятно удивлена таким прекрасным порывом души капитана.
Стакан с апельсиновым соком в изголовье съезжает к краю, Шепард подхватывает его и ставит на место.
– Как ты? – спрашивает Шепард, неловко присаживаясь на край койки. – Выглядишь ничего так.
На самом деле Эшли выглядит неважно – ранения, полученные ею во время миссии на Марсе, заживают плохо, то и дело образуя новые очаги осложнений. Но Эшли держится молодцом, другого Шепард от нее и не ждет.
«Я так скучал по тебе», крутится на языке. «Ты нужна мне».
Или даже «Я люблю тебя, Эшли».
Но черт его знает, как это прозвучит. Спустя столько времени и после стольких разлук. В этой белой и строгой палате, для чужой Эшли, осунувшейся, похудевшей, с запавшими и красными (от боли?) глазами. Другой Эшли, такой непривычной в этой бледной больничной рубашке со смешными завязками на спине.
– А как ты? – спрашивает Эшли после паузы. – Как наши?
Неловкая тишина обрывается. Шепард рассказывает ей последние новости, передает привет от Джокера с СУЗИ, и Эшли заливисто смеется, на короткий миг вновь становясь прежней.
Время визита истекает, Шепард встает. Эшли глядит на него с безмятежной улыбкой, почти скрывая разочарование.
– Ты ведь еще придешь? – спрашивает она без особой надежды.
– Конечно.
Вместо того чтобы уйти, Шепард опускается на колено.
Я вас любил: любовь ещё, быть может, В душе моей угасла не совсем...
Он читает стихи давным-давно умершего поэта на своем родном языке. Две строки, – больше не вспомнить.
– Я же ни слова не понимаю, что это значит, – Эшли касается ладонью его щеки. – Но мне очень нравится, как звучит. О чем эти стихи?
– О любви.
Эшли закусывает губу.
– Читай еще. Пожалуйста!
И Шепард читает дальше, удивляясь, как послушно сознание извлекает из глубин памяти окончание строфы.
Эшли слушает, стараясь уловить каждый звук незнакомой ей речи; по щекам катятся слезы, но боли во взгляде больше нет.
Месяцы спустя, когда Эшли будет стоять перед мемориальной доской, держа в руке с траурную табличку с именем Шепарда, она вспомнит те строки –
…Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим.
Очередное заседание матриархата. Очередная попытка предложить перемены к лучшему в привычный уклад. Очередное биение головой о стену, исправно заканчивающее перешептыванием за спиной, словно это не великовозрастные мудрые матриархи, а малолетние глупые школьницы. Но не это заставляет кроганскую сущность пробудиться внутри, а взгляд синих глаз, взирающий с ледяным безразличием. — Идиотки! В приступе гнева, вещи, спокойно лежащие на столе в кабинете, разлетаются, с глухим стуком падая на пол. — Успокойся, Этита… Пьянящий шепот, плавно обволакивающий сознание; дыхание, обжигающее кожу; руки, нежно, но в тоже время требовательно прижимающие к себе. Все это сводит с ума, заставляя только что бушующий гнев перетечь в жгучее желание. — Бенезия, почему ты меня не поддержала? — спрашивает Этита, не поворачиваясь. — А смысл? Они не видят дальше собственного носа, — спокойно отвечает азари, перемещая руки на грудь матриарха, отчего с губ той срывается протяжный стон. — Нам не нужны лишние подозрения, тем более, что слухи уже поползли. Бенезия настойчиво разворачивает к себе азари. Та не сопротивляется. На удивление себе самой, Этита подчиняется этой женщине. Стоит только Бенезии появиться рядом, как независимая и сильная азари, в которой бурлит кровь крогана, исчезает, оставляя место влюбленной дурочке, желающей полностью раствориться в объятиях удивительно красивой и безгранично мудрой азари. Повинуясь животной страсти, Этита в пару движений срывает элегантное платье Бенезии, жадно любуясь идеальными изгибами ее обнаженного тела. Матриарх буквально закидывает любовницу на стол, нависая сверху. Глаза постепенно обволакивает темнота, а мир вокруг исчезает. Этита не слышит, что шепчет Бенезия, покорно соглашаясь. — Я хочу от тебя ребенка. Фраза повисает в воздухе, когда любовницы полностью растворяются объятиях Вечности.
Гаррус/|Шепард, АУ. На Омеге Гаррус встречает королеву банды Красных Шепард, которая предлагает ему заключить сделку: Гаррус продолжает уничтожать группировки, а Шепард берет весь преступный мир под свой контроль. "За одним придет другой, за другим - третий сколько не старайся, потому контроль над всеми в руках человека с принципами - твой лучший вариант". Реакция Арии на такой расклад как бонус.
Гаррус не опускает винтовки даже тогда, когда положившая больше — может, в разы, — сотни его противников женщина откладывает свою. Она примирительно поднимает руки, улыбаясь — усмехаясь, — так непринужденно, будто красная точка не светится, не дрожит едва заметно на ее груди; Гаррус испытующе всматривается в ее лицо, совершенно спокойное, и мысленно вздрагивает, когда понимает, что перед ним глава Красных, уже легендарная Шепард, для местных банд — страшилка едва ли не похлеще, чем он сам.
— Ну-ну. Нам нет нужды пускать друг другу кровь, — не по случаю широкая улыбка ее походит на оскал, — Я пришла за ненасильственным решением нашего конфликта. — На сделку с совестью я не пойду, Шепард. — О, значит, признал, — она наигранно всплескивает руками, — Ну, тем лучше —люблю поскорей приступать к делу. — У нас с тобой одно дело, — точка угрожающе ползет на лоб, — И я тоже буду рад поскорее с ним закончить. — Можешь убить меня, но позволь сначала объяснить тебе — в лучших традициях дошкольного обучения, — что такое Омега. Она, опустив руки, с совершенно ехидным выражением лица подошла ближе. — Омега — это возможность. Возможность для каждого, кто не боится замарать руки, выбиться в верхи, подняться за счет других, — она явно испытывает его терпение, неподвижно стоя совсем рядом, в нескольких шагах, — И именно поэтому, сколько ни старайся, за одним придет другой, за другим — третий. Ты не искоренишь преступность там, где она в порядке вещей. Гаррус и сам не раз об этом задумывался. О том, что, устранив одних, он лишь освободит место для других. О том, что сколько бы он не ослаблял существующие группировки, нанести решающий удар в одиночку он не сможет. Да и сделай он это, на лакомый кусочек власти и денег всегда найдутся охотники. Пусть сейчас борьба ради борьбы его вполне устраивала, вопрос "что же дальше" не давал покоя чаще, чем хотелось бы. — Я все же попытаюсь. И начну с тебя, если ты все же не скажешь, зачем так упорно добивалась моего внимания. — Я, между прочим, как раз подхожу к сути. Решение этой дилеммы и лучший для тебя выход — сосредоточить контроль над всеми и вся в руках человека с принципами. — Ты, конечно, имеешь в виду свои собственные руки. — Может, и так, — она склоняет голову в странной, птичью напоминающей, манере, —Послужной список у меня, видишь ли, явно почище, чем у остальных. Я всего лишь убиваю всяких ублюдков за деньги — и это едва ли хуже того, чем занимаешься ты. Гаррус не находится, что ответить; красная точка на ее лбу мечется из стороны в сторону. — Я пришла предложить тебе партнерство, Архангел. Она протягивает руку; Гаррусу кажется омерзительным идти на подобное, но она была права. В конце концов, сделкой она не свяжет ему руки: когда понадобится, у него хватит духу нажать на курок. Хватка у Шепард, сжавшей до боли сильно его ладонь, неожиданно крепкая.
"Необыкновенно крепкая", — вспомнит он пару месяцев спустя. Рядом с Шепард низложить, одного за одним, лидеров самых выдающихся группировок Омеги оказалось проще простого; сразу после она — с его помощью, конечно, — быстро взялась за мелочь и подмяла ее под себя, в краткие сроки создав из собственной небольшой банды силу настолько внушительную, что к ней прониклись либо уважением, либо страхом абсолютно все.
Без исключения.
— Брэй, наведи-ка справки об этой Шепард, — Ариа Т'Лоак, душа и сердце Омеги, расслабленно вслушивалась в отдаленным эхом доносящуюся до ее весьма специфического кабинета музыку, — И пригласи на разговор. Если понадобится — понастойчивей. Властных и способных Ариа примечала сразу — как говорится, рыбак рыбака. И допускать ту же ошибку, что — когда-то давно, — один незадачливый кроган, она не собиралась.