Пишет [ashkaari]:
15.10.2015 в 14:12
Исполнение №1, внелимит Исполнение №1, внелимитМужчина в костюме, прищурившись, смолил сигарету за сигаретой и наблюдал.
Он стоял далеко, но её рецепторы всё равно чуяли вонючий дым, и она раздражалась. Потеряв концентрацию на мгновение, чуть не пропустила удар и, с досадой пробив партнёрше по коленной чашечке (запрещённый на тренировках приём), крикнула:
— А нельзя ли перестать дымить? Это отвлекает.
Партнёрша на полу скорчилась от боли, вставляя в инструментрон запасной картридж с лекарством.
— И кто вообще курит в двадцать втором веке? — добавила она раздражённо и сложила руки на груди.
Мужчина проигнорировал её слова и неспешно, с наслаждением затянулся. Его синтетические голубые глаза, как всегда, ничего не выражали.
— Вы должны быть сосредоточены в любой ситуации, — невозмутимо ответил он. — Оригинал это умел.
Женщина дёрнула уголком рта и отвернулась.
Так звучала краткая история её жизни: она была хуже. Не такая, как оригинал. Хуже стреляла, говорила, двигалась. Даже руки перед собой наверняка складывала не так, как нужно.
Однажды она подслушала, как мужчина в костюме задумчиво сказал её наставнику:
— Удивлён, сколько труда Шепард, оказывается, вложила в своё становление. Я полагал, дело по большей части в генах.
И в его голосе прозвучало уважение, которое ей, не слишком удачной копии, так и не удалось заслужить. Когда он смотрел на неё, в его лице не читалось ничего, кроме разочарования. Для него она была не человеком — запасным ресурсом, который стал не нужен для употребления по целевому назначению, а для другого — оказался не пригоден. Такой мелочи было недостаточно даже для того, чтобы он разозлился.
Так тянулись месяцы. Она, как ни старалась, не сумела стать той, из чьего биоматериала была создана, но и быть собой не могла: прежде всего, потому что сама не знала, кто она. Глядя на своё отражение в зеркале, она ненавидела своё — не своё — лицо. Ненавидела ту, которой оно на самом деле принадлежало, и мужчину в костюме с извечной вонючей сигаретой — своего неласкового, нелюбящего папочку. Его — ещё сильнее, потому что рядом с ним в её нутре всякий раз шевелилось что-то, название чему она не знала, и что мучило её. Эта ненависть была похожа на воду, мгновенно вскипающую в вакууме, которым была её несформировавшаяся душа. Неглубокое, но непроходящее чувство.
После тренировки она села рядом с партнёршей на жёсткую пласталевую скамью и примирительно протянула руку.
— Извини, Брукс.
Партнёрша криво улыбнулась и покачала головой.
— Да ладно. Я вижу, он здорово тебя достаёт.
Клон не ответила, лишь нахмурилась — и это было снова так похоже на настоящую Шепард… и так не похоже одновременно.
Они немного помолчали. Под потолком уныло мигала выходящая из строя лампа.
— И я тут подумала… — Кривая улыбка Брукс сменилась за заговорщическую, а голос стал приторным и тягучим, как азарийский сироп. — Может, ты захочешь свалить отсюда на хер?
С этим вопросом впервые за много месяцев клон почувствовала себя немножко… живой. Немножко — это всё ещё недостаточно.
Но, как любил говорить мужчина в костюме, дорогу осилит идущий.