Пишет Гость:
— Варрик, — дверь еле удерживается на петлях, когда Хоук вваливается в комнату, — не пишет уже пятый месяц.
— Ммм, — отзывается Андерс, щурится на полустертые метки мерного стакана, доливает еще немного терпко пахнущей настойки.
— Андерс.
— Я слышал.
Мэриан садится на лавку рядом со столом, кладет свой посох поперек колен и тянется к мешочку с рунами, перебирает в поисках нужной.
— Ничего ты не слышал, но это неважно. Я просто предупреждаю, что ищу корабль в Антиву и уже отправила письмо Изе.
Андерс закупоривает колбу, и, споласкивая стакан, наконец-то пытается вникнуть:
— Погоди, как не пишет, я тебя недавно с этим ненормальной длины свитком видел?
Хоук поминает Маферата, когда грубо вырезанная руна огня обжигает ей пальцы, и бормочет под нос:
— Надо было кое-что посмотреть.
Андерс думает, что только за последний месяц видел ее за чтением варриковых писем не раз и не два, но потом он берет ее ладонь в свою, чтобы залечить ожог, а Хоук отмахивается и тянет его в койку, до которой они в итоге не доходят, и разговор откладывается.
***
— Варрик, — медленно повторяет Хоук, — отправился куда?
— На Дороги, монна, — вздыхает притащенный Изой на корабль беспризорник из Нижнего города, — и я уже сказал монне капитану, что никто больше ничего не знает.
Изабелла, залпом допивая вино, машет рукой.
— Не набивай себе цену, малыш. Ничего не знаешь, так свободен.
Спустя еще полчаса они отпускают мальчишку, ничего нового не выяснив, и непривычно мрачная Ривейни открывает вторую бутылку.
— Хоук, я уже лично со всеми в этом чертовом городе выпила, кажется. Больше никто ничего не знает. Андерс нашел что-то в бумагах, которые я притащила из Висельника?
— Он перестал вести бумаги, Иза, почти забросил деловую переписку, последние записи только о Тропах, — смотрит в стену Мэриан, — ты представляешь себе Варрика, который не занимается делами?
— Я не представляю себе Варрика, который перестал выходить из своих комнат, как рассказывает Корф, — пожимает плечами Изабелла, — так что если я могу еще что-то сделать, говори.
Хоук постукивает когтем латной перчатки по столу, решаясь на что-то, потом поднимается.
— Не составишь компанию вечером? Надо кое-что проверить.
— То, что я не могу проверить сама? А вообще ты сдурела, — Ривейни поднимает глаза от стакана, монеты на шее звякают в тон ее недовольству, — вы с блондинчиком дойдете ровно до первого храмовника.
— Спасибо за заботу, Иза, — вздыхает Хоук, — но там правда такое дело. С Бартрандом. Тебя тогда в городе не было.
— Хоук, радость моя, я сама, видишь, все предложения откладываю и торчу здесь ради нашего гнома, но ты же в петлю лезешь.
Мэриан молчит, Изабелла смотрит на нее в упор, — и читает в ее глазах что-то, чему предпочитает не давать названия.
Кивает.
***
— Варрик, — тихо говорит Хоук, — Варрик, посмотри на меня. Ты меня узнаешь?
Спустя неделю после спуска на Тропы они набрели на первые следы, спустя полторы Андерс понял, что они идут в знакомом направении, о котором он предпочел бы забыть, спустя две они наткнулись на вырезанный порождениями лагерь собранной Варриком экспедиции и обломки Бьянки, спустя три они в первый раз услышали ту самую Песню, которая звенела на главной площади Казематов. Спустя четыре с половиной недели они его все-таки находят.
Варрик умирает. Он не ел больше недели, его руки сбиты в кровь — он не мог найти входа в тейг, видимо, и в какой-то момент начал просто скрестись в стены. Отросшие волосы, сбившиеся в колтуны, болтаются на спине, впалые щеки покрыты давней бородой. Он где-то потерял одну из серег, порвав мочку уха, и этого даже не заметил. Он говорит в непонятном ритме, постоянно прислушиваясь к чему-то, и только о том, как прекрасна Песня, посланная ему.
Андерс пытается сплести хотя бы усыпление, но идол держит крепко. Все внимание, все помыслы Варрика подчинены Песне, и сбить ее нельзя — не здесь, где алые жилы звенят, оплетая камень, заглушая даже Зов.
— Сделай что-нибудь, Андерс, как с Бартрандом, ты же можешь?
Она удерживает Варрика за плечи, и даже этого, в принципе, хватает, чтобы тот не отвернулся к стенам, за которыми вожделенные вены: он на ногах-то еле держится.
Но смотрит он по-прежнему сквозь Мэриан.
— Я не могу, здесь везде этот лириум, это уже не маленький осколок, — мертвым голосом говорит Андерс, признавая свое поражение.
Он действительно не может ничего сделать.
Тогда Мэриан пытается сама, в ее ладонях грубо струится сила, она всегда специализировалась на стихийной магии, но это ее не останавливает, лириумное зелье льется на пол, когда она пытается зубами вытащить пробку и глонуть, не отвлекаясь от заклинания. Варрику кажется, очень больно, он даже перестает улыбаться — но не шептать.
Андерс берет ее склянку из ее рук, увещевает:
— Послушай, это бесполезно, не мучай его, ты веришь мне? Ты не можешь ничего сделать. Даже я не могу.
Тогда Хоук, наконец, оборачивается, будто в первый раз услышав его. Глаза у нее пустые.
— Верю.
***
— Варрик, — ласково шепчет Хоук, — посмотри на меня.
Тетрас снова улыбается, но, конечно, не ей.
— Я слышу тебя.
У Андерса все внутри леденеет, когда Мэриан достает нож.
— Хоук, — твердо говорит он. Андерсу тошно от одной мысли о том, что нужно сделать, но уж лучше он сам.
— Спасибо, но, — снова смотря только на Тетраса, она монотонно роняет слова, — я сама.
Она обнимает гнома, не обращая внимания на грязь и кровь, она ведет лезвие, не переставая литанию: Варрик, Варрик, Варрик, она режет его горло и захлебывается его именем, когда теплая кровь заливает мех ее воротника.
Андерс хочет отвернуться, но не имеет права.
***
— Варрик, — говорит Хоук, когда огненный вихрь, пустившийся от ее рук глубоко вниз по коридорам, наконец, утихает, — был моим лучшим другом.
Он хочет спросить: а ты бы хотела другого, большего? Но не спрашивает.
Он не уверен, что готов знать ответ.
Он его и так знает.
— Мэриан, — начинает Андерс, и умолкает.
Мэриан обессиленно сползает на пол.
Андерс не знает, сколько времени они вот так сидят у стены, знает только, что рука, которой он обнимает Хоук, давно занемела. Он не может даже думать о Варрике, потому что, закрывая глаза, видит только посветлевшие от безумия глаза на впалом лице, и Мэриан, стоящую на коленях.
Он думает о том, сколько дал и сколько отнял этот проклятый город цепей.
— Карл был рад избавлению, — говорит Андерс, с трудом разлепляя губы после долгого молчания.
Понимает, что все-таки выбрал правильные слова, когда Хоук поднимает на него взгляд, и кивает:
— Да.
Спустя несколько часов она говорит еще: спасибо, и тогда Андерс поправляет съехавший с ее плеч плащ и наконец-то позволяет себе задремать.
Пишет Гость:
— Он был моим. Другом… — этот вечный нажим на слове «моё». Она всегда была эгоисткой, сколько Андерс помнил. С ним, со многими… но не с гномом.
— Андерс… — пара покрасневших голубых глаз поднимаются к лицу мага, и он видит в них отчаянье и болезненный эгоизм. «Верни его мне, сделай что-нибудь, маг!» твердят эти глаза, которым он не может отказать.
— Он был и мне другом, — решается сказать Андерс.
Тело неподвижно и холодно, хотя гном еще дышит. Они нашли его слишком поздно. Те, кто видели его последние дни, говорили, что Тетрас изменился. Перестал быть собой. Ушел в свое безумие, искалечил арбалет, изымая странную лириумную руну… Проклятый зов, чернее зова Порождений, зов лириума — убил его, когда он еще был жив. Он убил его разум.
— Я думала, что когда-нибудь скажу ему… но этот осколок… — Андерс прикрывает глаза от саднящего ощущения внутри, крепко сжимая посох. Она всегда была эгоисткой. Брала то, что хочется. Титул, имение, деньги, любые мужчины… но почему все не те, не он? Почему только сейчас?…
Безутешная женщина рассматривает на ладони красноватый корень всех несчастий — кусочек лириума, недобро блестящий чужим безумием. Гном еще дышит, вторая ее ладонь — на его впавшей груди.
— Хоук, он безнадежен. Мы ничем не можем уже помочь ему… — вместо вопросов говорит маг. С трудом. С горечью. Он ведь был и его другом тоже, коротышка с вечной ухмылкой и кучей басен на любой случай… Андерс никогда не хотел замечать, как Хоук смотрит на него, отчасти потому, что Варрик-то был невозмутим, даже сводил их с Защитницей вместе. А может он и не догадывался… Он не отнимал у мага женщину, этот гном. Он был им обоим другом. И все же Андерс ненавидел это иссохшее маленькое тело безумца, над которым склонилась его любимая.
— Хоук, — повторяет Андерс, едва сдерживаясь. Его голос похож на металлический скрежет.
— Но я так и не успела сказать… — голубые глаза просят в отчаянии и маг не сдерживается.
— Это только твоя вина! — кричит Андерс, и его лицо рассекают голубые трещины. Защитница вздрагивает, пряча эгоистичные глаза, а гном на холодном вдруг камне дергается в сторону пробившегося духа, как Усмиренный, которому на краткий миг вернули чувства. Он что-то шепчет, что-то удивленное, пораженное, разумное. Что-то последнее. А потом замирает.
Они молчат долго, пока Хоук не сжимает руки в кулаки, не утирает тыльной стороной ладони лицо и не встает с колен, окидывая мага безразличным взглядом. Он вдруг чувствует, что-то чужое в ней, что-то дикое и полное ненависти. «Не помог. Не спас. Будь ты проклят, маг!»
— Почему? — вымученно спрашивает Андерс. В этом вопросе все, все воспоминания, мысли, чувства, казавшиеся настоящими, но Защитница лишь брезгливо кривит лицо и проходит мимо него, задевая плечом. Маг снова прикрывает глаза, на этот раз от усталости. Поиски, слезы, зов Троп, терзания — все это утомило его.
Он не замечает, как злосчастная лириумная руна скользит в мешочек на поясе Хоук.
— Ты сам знаешь, — не поворачивая головы, бросает Защитница на его вопрос безразлично. Маг, опираясь о посох, как старик, идет за ней следом. Эгоистка. Победительница. Разве она когда-нибудь любила кого-то, кроме себя? Любила. Но настолько сильно, что не готова была с кем-то делить эту любовь кроме самой себя же, боялась, лелея, как безумный гном лелеет своего идола. Все остальное не то, не те… Только он. И только для нее. Тайно. Так ей не было больно.
А ему каково?! Ему?
— Трусиха, — шепчет маг любовнице в спину. Она не оборачивается и не спорит, просто крепко сжимает руку на поясе. Он готов убить ее за эту эгоистичную трусость, принесшую ему столько нежданной боли. Он едва сдерживает Справедливость. Но вместо этого он лишь читает заклинание, призывая огонь, который не позволит моровым тварям поживиться останками Тетраса. Тот был Андерсу другом, настоящим, который видел, что мага гнетет любовь к этой женщине. Он их сводил. Ха… А она просто делала, как он хочет. Что ж, его мотивы останутся мертвы вместе с ним и его исковерканным арбалетом…
А она? Она всегда была эгоисткой, сколько Андерс помнил. С ним, со многими… но не с гномом.
@темы: Андерс, выполненная заявка, гет, Варрик, внелимит, Тур X, ж!Хоук, Dragon Age, AU
крови!Ненуачо все флафф и флафф, почему бы не написать что-то драматическое с Тетрасом?
Автор заявки
и еще простите за размер, за тыщу ушел, но лимиты вроде бы отменили
надеюсь, будут еще исполнения, короткие и по делу, а не как у меня, и в любом случае спасибо большое за такую заявку.
Исполнение №1, внелимит
В глаза правда почему-то бросилось Изя. Не очень люблю сокращения... но вообще текст получился, за что автору огромное спасибо. Даже без того диалога все передано верно.
Заказчик
Исполнение №2, внелимит
Хоть бы кто решил намек на хэппи-энд ввернуть в конце.Автор№2 - спасибо
UPD. ошибка в местоположении слова вдруг: "на холодном вдруг камне" или так и было задумано? Энивей, сенькаю, сильно и эмоционально.
прошу прощения за огрехи (в которые вполне можно включить Изу, да, согласен), очень рад, если понравилось *_*
автор 1
Откройтесь мне в у-мыло, пожалуйста :3
застеснялся, но схожу )
автор 1